Моисей Евсеевич Выгон – наш земляк, волей судьбы стал жертвой тоталитарного режима и оказался в камере вместе с писателем Варламом Шаламовым, а потом написал книгу «Личное дело».

Родился в Горках

Моисей родился 5 мая 1915 года в Горках Могилёвской губернии, в многодетной еврейской семье. В 1924 году его, 9-летнего мальчика, одного отправили жить к родной сестре в г. Пермь, так как средств для жизни в Горках у родителей не было.

В 1931 году семья сестры переехала в Москву, и Моисей поступил на учебу в ФЗУ (фабрично-заводское училище) при заводе «Динамо», где освоил профессию электрослесаря. Активно участвовал в общественных мероприятиях, был избран секретарем комсомольской организации училища. В 1933 году он окончил ФЗУ и начал работать электрослесарем заводской лаборатории по испытанию электромоторов, оставаясь активистом заводской комсомольской организации. Одновременно посещал вечернее отделение университета пропагандистов при МК ВЛКСМ, где ему давали отдельные поручения – выступать с докладами в других организациях. По путевке ЦК ВЛКСМ он был отправлен работать исполняющим обязанности помощника начальника политотдела по комсомолу семеноводческого совхоза в Велико - Бурлуцком районе Харьковской области. Там ему выдали пистолет «Браунинг» с разрешение на его ношение. Это оружие впоследствии сыграло роковую роль в его судьбе.

«Я понял, что все мои герои-строители – это снующая внизу огромная масса заключенных»

В 1935 году, получив задание возглавить лекторскую группу, он на полтора месяца выехал в город Дмитров на строительство канала «Москва-Волга». Это командировка впоследствии резко изменила всю его дальнейшую жизнь. Ему разрешили посетить лагерь заключённых, которые строили канал. Он вспоминал: «…через тридцать километров от цивильного городка Дмитров я увидел, как начиналась и тянулась куда-то вдаль гигантская траншея, в которой через каждые сто метров копошились, как муравьи, люди: одни долбили и черпали грунт, а другие на деревянных тачках, изнемогая, вытаскивали его наверх, на пятидесятиметровую высоту. Я был просто ошарашен. Только тогда я понял, что все мои герои-строители – это снующая внизу огромная масса заключенных. А наверху весь этот огромный котлован с «героями» оцеплен вооруженными солдатами. Моему изумлению не было предела. Я вспомнил уроки истории: рабовладельческий строй умерших цивилизаций, рабов-негров на американских плантациях».

Его даже пустили в палаточный поселок, где жили заключенные. И он сказал сопровождающим офицерам, что увиденное ужасно, даже в древнем Риме лучше обращались с рабами.

Кроме того, когда он читал свежую газету, где был напечатан подробный отчет о проходящем судебном процессе над Г. Зиновьевым и Л. Каменевым, которые якобы хотели убить И.Сталина он вслух удивился: трудно представить этих людей – революционеров, соратников Ленина – способными на такое предательство. А в это время в комнате находились три офицера внутренней службы. И они взяли его на «заметку».

Вскоре,на семинаре агитаторов среди охранников, обсуждали знаменитую кинокартину «Чапаев» и он высказал мнение: как здорово, что Красная Армия, раздетая, плохо вооруженная, разгромила белогвардейские отряды хитрого, образованного и неглупого полковника.

Этого было достаточно, чтобы его вскоре вызвали в партком, где уже лежало заявление о том, что он в своих беседах восхвалял Зиновьева и Каменева как идейных борцов, а также белогвардейского полковника. Сотрудники НКВД схватили его и повезли в Москву – в МК комсомола, к секретарю обкома комсомола Лукьянову. Прямо с порога офицер НКВД заявил: «Привел вашего чрезвычайного представителя и пропагандиста Выгона, который клеветал на органы НКВД и подвергал сомнению судебный процесс над троцкистами Зиновьевым и Каменевым». Моисей же ответил, что все это наглая ложь. И его отпустили. На время.

Был арестован и вскоре оказался в Бутырской тюрьме

Моисею удалось поступить в Московский электротехнический институт связи, но чекисты не забыли про него и 15 января 1937 года он был арестован и вскоре оказался в Бутырской тюрьме.

На сайте «Бессмертный барак» можно прочесть: Выгон Моисей Евсеевич. 1915 г. р., студент, Московский электротехнический институт связи, М. Кисловский пер., 5, кв. 54, дело П-48103 https://bessmertnybarak.ru/books/person/395475/

Ему удалось выжить в сталинском Гулаге, дожить до 90 лет и написать книгу воспоминаний «Личное дело», изданную в 2004 году. Книгу можно прочесть в Интернете https://shalamov.ru/context/19/2.html

В ней он вспоминал, что следователи ему предъявили обвинение в том, что он является контрреволюционером и террористом и требовали, чтобы он назвал тех, кто ему поручали совершить теракт против членов правительства, используя пистолет, который нашли при обыске. И тогда он, в запале закричал им:

– Сами вы гады и провокаторы, изменники и сволочи.

«Помню только, – вспоминал, он – что все трое кинулись на меня и стали избивать. В сознание пришел в бетонном мешке – темной камере в два метра длиной и один метр шириной. Весь мокрый: наверное, обливали водой, чтобы пришел в себя. Рот был в кровяных хлопьях и без передних зубов. Подняться было невозможно от острой боли. Кричать тоже не было сил, выл по-собачьи. Сколько времени находился в таком состоянии, не помню. В каземате стояла кромешная тьма, да и глаза были заплывшими. Через какое-то время открылась железная дверь – сноп света ослепил. На возглас «Вставай и выходи!» ни ответить, ни подняться не смог. Меня выволокли и куда-то потащили. Это оказался тюремный медицинский изолятор. Врач, осмотревши меня, ворчливо бормотал: «Что делают, что делают». А мне сказал: «Ничего, парень, кости целы. Молодой — отойдешь». Одиннадцать дней я отходил в этом изоляторе. Затем перевели в общую камеру, но в другую, чтобы старые тюремные знакомые не видели и не слышали мой рассказ».

В новой камере он оказался рядом со знаменитым писателем Варламом Шаламовым.

В рассказе «Бутырская тюрьма» В.Шаламов писал: «Рядом… лежал Моисей Выгон, студент института связи (писатель ошибался – институт был электротехнический институт связи – В.Л.) в Москве. Московский комсомолец, Выгон в одной из экскурсий на Москанал обратил внимание товарищей на изможденный вид заключенных, возводивших это знаменитое сооружение социализма. Вскоре после экскурсии он был арестован. На допросы его долго не вызывали. По-видимому, следователь Выгона принадлежал к той школе, которая предпочитает длительное утомление энергичному напору.

Выгон пригляделся к окружающим, расспросил об их делах – и написал письмо Сталину. Письмо о том, что он, комсомолец Выгон, считает себя обязанным сообщить вождю партии, что творится в следственных камерах НКВД. Что тут действует чья-то злая воля, совершается тяжкая ошибка. Выгон привел фамилии, примеры. О своем деле он не писал. Через месяц Выгона вызвали в коридор и дали расписаться, что его заявление будет рассмотрено верховным прокурором Вышинским. Еще через месяц Выгон прочел сообщение Вышинского, что заявление Выгона будет рассматривать Филиппов, тогдашний прокурор города Москвы. А еще через месяц Выгон получил выписку из протокола заседания Особого совещания с «приговором» – три года лагерей за антисоветскую агитацию. Выгон был со мной на Колыме на прииске «Партизан». Заметим, что писатель ошибался, Моисей был осуждён на 5 лет.

О пребывании в камере Бутырской тюрьмы М.Выгон воспоминал: «Я писал прокурору, требовал своего немедленного освобождения, клялся в своей невиновности и преданности коммунистическим идеалам. Писал Сталину, умолял его разобраться в творимых бесчинствах, заверял его в преданности коммунистической партии, ЦК и ему лично. Я искренне верил, что он, наш мудрый вождь, гениальный продолжатель дела Ленина, не знает о творимом произволе. Все, в том числе и я, были буквально загипнотизированы величием Сталина. До сих пор поражаюсь всеобщей слепотой, особенно своей. Отсутствие ответа объяснял тем, что мои заявления не передают по адресу. Это, конечно, было так, но о размахе репрессий, количестве арестованных, а их были сотни тысяч, он, конечно, знал, и одобрял все это, и был доволен выращенным им всеобщим страхом».

В лагерях и тюрьмах Колымы

15 мая 1937 года его привели в одну из комнат канцелярии тюрьмы, где офицер НКВД заявил: «Прочитайте и распишитесь». Это было постановление особого совещания НКВД СССР: «Гражданина Выгона Моисея Евсеевича, 1915 года рождения, за антисоветскую агитацию и незаконно хранимое оружие приговорить к пяти годам лишения свободы с отбыванием в ИТЛ. Срок наказания считать с 15 января 1937 года».

На этом постановлении он написал: «С решением особого совещания ознакомлен, считаю его незаконным». Прочитав его замечания, энкавэдэшник побагровел и воскликнул: «Такой наглости еще не было». И с остервенением стал зачеркивать все написанное – кроме подписи. Крикнул: «Уведите!»

По этапу М.Выгон попал в лагерь «Партизан» на Колыме, где добывали золото. Его поставили перевозить грунт на деревянной тачке. И однажды она сломалась, о чём был составлен протокол, как о вредительстве.

И за это «вредительство» в ноябре 1937 года его отправили в следственную тюрьму «Серпантинка». Это название она получила по форме трассы, серпантином идущей вдоль ручья Снайпер. В 1937-1938 гг. здесь приводились в исполнение смертные приговоры, выносимые тройками НКВД в колымских лагерях. В тюрьме он находился 75 дней и ждал расстрела.

Моисей Выгон так описывал это зловещее место: «Подъем начался с крика охраны: «Всем выходить во двор!» Все поспешили к выходу, многим было трудно терпеть, так как параши внутри не было, ее заменяла яма в углу, прикрытая дощатой крышкой. Выпускали строго по счету, сверяя со списком оставшихся после ночного вызова. Туалет представлял собой специально огороженную площадку, вдоль забора по периметру была прорыта канава шириной в полметра и глубиной около метра. В этом загоне заключенные справляли нужду. На выходе стояли три деревянных корыта с водой, в которых якобы умывались. Затем заводили в так называемую столовую – деревянный барак, где стояли три дощатых стола, вдоль столов – скамейки из нетесанных досок. На завтрак выдавали 200 граммов черного хлеба и черпак мутной баланды. Из чего готовилась баланда, понять невозможно. Незаметно было ни признаков крупы, ни каких-либо овощей. На процедуру туалета и еды давалось строго 40 минут.

…Кого-то вызывали на допрос ради проформы, других – партиями в 10-15 человек – на расстрел. Краем глаза увидал этот жуткий задний дворик, куда вводили очередную группу приговорённых. По сути, это был классический вариант пункта забоя скота. Дальняя сторона представляла собой бревенчатую стену, переходящую в земляной бруствер. Офицер быстро зачитывал приговор и отдавал приказ привести в исполнение. «Музыкальным сопровождением» были ревевшие двигатели тракторов, стоявших неподалеку и заглушавших выстрелы. Хоронили расстрелянных в длинных траншеях, опоясывавших близлежащие сопки. Применяли рационализацию: грунт из верхней траншеи сбрасывали в нижнюю, где уже находились покойники. Таким образом, рытье верхних канав совпадало с засыпанием нижних, то есть погосты явились кладбищами-пирамидами.

…Дни проходили мучительно долго. В каземате стоял смрад и стон, дышать было неимоверно тяжело...

Известно, что в этой тюрьме было расстреляно более 20 тыс. человек. Сейчас там установлен памятник жертвам террора.

Однажды его вызвал следователь и задал вопрос: «Кто из троцкистов, находящихся в лагере, привлек тебя в свою группу вредителей?»

Моисей вспоминал: «Этот провокационный вопрос был мне знаком еще со времени следствия в Бутырской тюрьме. Ответил: «Не знаю никаких троцкистов. Трудился на общих работах, как все, и никогда, ни на свободе, ни в заключении, никем не привлекался. В лагерном бараке проживали очень хорошие честные люди».

Следователь приподнялся и свирепо произнес: «Так я и знал, гаденыш, что своих не выдашь. А вот нам, чекистам, точно известно, что на «Партизане» была организована контрреволюционная троцкистская группа, которая воровала золото и готовила его к отправке самолетом в Мексику, своему вождю Троцкому. И ты был активным членом этой группы по отправке золота Троцкому». Такая чушь и параноидальный бред меня даже развеселили (никогда не забуду этот момент). Я сказал своему ненормальному следователю: «Давайте бумагу. Я самолично напишу признание». «Вот так и надо, пиши». И я записал: «Я, будучи заключенным в лагере «Партизан», собирал золото. На самолете воображаемого аэродрома спецрейсом отправлял в Мексику золото Троцкому. Правда, самолет был невидимкой и управлялся небесной силой. Чистосердечно ответил на вопрос потерявшего рассудок следователя, в чем и подписываюсь впервые за все время заключения».

Ярость опера была неописуема. С криком и бранью меня потащили в барачную камеру. Больше на допросы не вызывали и занесли в списки обреченных».

Почему его не расстреляли? Спасло М. Выгона то, что вызывавший его из каземата на приговор и расправу конвоир – по неграмотности или по описке в бумаге – неправильно назвал его фамилию: «Заключенный Вагон, на выход!» На «Вагона» Выгон не отозвался и не пытался конвоира поправить, тем более что кто-то из заключенных сказал громко: «Вагон, наверное, умер – днем многих выносили…»

Это и помогло М. Выгону дотянуть до того же самого спасительного рубежа декабря 1938 года. Как раз в это время, Н. Ежов, один из главных организаторов массовых репрессий 1937 года, известных как «Большой террор», уже был снят со своего поста, и в лагерях Гулага наступила временная «оттепель».

Семерым узникам, которых не успели расстрелять добавили сроки. Приговор нашему земляку гласил: «За экономический саботаж, выразившийся в умышленной поломке тачки, приговорить к 10 годам заключения».

Однако, тройка МВД по Магаданской области его отменила, оставив в силе старый приговор – 5 лет заключения за антисоветскую агитацию. И его перевели в лагерь прииска «Верхний Ат-Урях» Северного горного управления. Начался новый этап «рабского» труда и жизни в одном из лагерей Колымского края.

«Освобождён», но без права выезда с Колымы

Однако и там случались чудеса. 29 июня 1942 года М. Выгон получил освобождение по первоначальному приговору, сняли с него обвинения, выдвинутые на «Серпантинке». И вскоре он был переведён на работу по вольному найму, но без права выезда с Колымы до особого распоряжения. Это «распоряжение» поступило лишь в 1948 году.

Человек он был талантливым и начав с горного мастера, он постепенно стал начальником подземного участка, затем начальником шахты. Его частично реабилитировали в 1957 году, а через год полностью.

В 1962 году он был назначен директором крупного прииска, после чего был в числе организаторов Чукотского золотопро-мышленного района, первым директором знаменитого прииска им. Ю.А. Билибина. Здесь при нём начала строиться Билибинская атомная электростанция.

Всего он отработал на Колыме и Чукотке непрерывно 38 лет и в 1975 году переехал в Москву, где ещё 13 лет был начальником отдела кадров Московского электромеханического завода. Умер в 2011 году.

Таково судьба нашего земляка, который стал одной из жертв тоталитарного советского режима.Однако не покорился судьбе и победил.